Неточные совпадения
Городничий.
Не могу
верить: изволите шутить, ваше превосходительство!
Городничий.
Не смею
верить, недостоин такой чести.
Городничий.
Не могу
верить, ваше превосходительство!
Артемий Филиппович. Вот и смотритель здешнего училища… Я
не знаю, как могло начальство
поверить ему такую должность: он хуже, чем якобинец, и такие внушает юношеству неблагонамеренные правила, что даже выразить трудно.
Не прикажете ли, я все это изложу лучше на бумаге?
Городничий.
Не могу
верить.
Г-жа Простакова. Ах, мой батюшка! Да извозчики-то на что ж? Это их дело. Это таки и наука-то
не дворянская. Дворянин только скажи: повези меня туда, — свезут, куда изволишь. Мне
поверь, батюшка, что, конечно, то вздор, чего
не знает Митрофанушка.
Г-жа Простакова. Так
верь же и тому, что я холопям потакать
не намерена. Поди, сударь, и теперь же накажи…
Стародум.
Поверь мне, всякий найдет в себе довольно сил, чтоб быть добродетельну. Надобно захотеть решительно, а там всего будет легче
не делать того, за что б совесть угрызала.
Стародум. Благодарение Богу, что человечество найти защиту может!
Поверь мне, друг мой, где государь мыслит, где знает он, в чем его истинная слава, там человечеству
не могут
не возвращаться его права. Там все скоро ощутят, что каждый должен искать своего счастья и выгод в том одном, что законно… и что угнетать рабством себе подобных беззаконно.
Г-жа Простакова. О матушка! Знаю, что ты мастерица, да лих
не очень тебе
верю. Вот, я чаю, учитель Митрофанушкин скоро придет. Ему велю…
Цыфиркин. Да кое-как, ваше благородие! Малу толику арихметике маракую, так питаюсь в городе около приказных служителей у счетных дел.
Не всякому открыл Господь науку: так кто сам
не смыслит, меня нанимает то счетец
поверить, то итоги подвести. Тем и питаюсь; праздно жить
не люблю. На досуге ребят обучаю. Вот и у их благородия с парнем третий год над ломаными бьемся, да что-то плохо клеятся; ну, и то правда, человек на человека
не приходит.
Очень может статься, что многое из рассказанного выше покажется читателю чересчур фантастическим. Какая надобность была Бородавкину делать девятидневный поход, когда Стрелецкая слобода была у него под боком и он мог прибыть туда через полчаса? Как мог он заблудиться на городском выгоне, который ему, как градоначальнику, должен быть вполне известен? Возможно ли
поверить истории об оловянных солдатиках, которые будто бы
не только маршировали, но под конец даже налились кровью?
Рассказывают следующее. Один озабоченный градоначальник, вошед в кофейную, спросил себе рюмку водки и, получив желаемое вместе с медною монетою в сдачу, монету проглотил, а водку вылил себе в карман. Вполне сему
верю, ибо при градоначальнической озабоченности подобные пагубные смешения весьма возможны. Но при этом
не могу
не сказать: вот как градоначальники должны быть осторожны в рассмотрении своих собственных действий!
—
Поверь, что я ценю, и, надеюсь, ты
не раскаешься, — отвечал улыбаясь Степан Аркадьич.
— Я
не буду судиться. Я никогда
не зарежу, и мне этого нe нужно. Ну уж! — продолжал он, опять перескакивая к совершенно нейдущему к делу, — наши земские учреждения и всё это — похоже на березки, которые мы натыкали, как в Троицын день, для того чтобы было похоже на лес, который сам вырос в Европе, и
не могу я от души поливать и
верить в эти березки!
— Да нет, Маша, Константин Дмитрич говорит, что он
не может
верить, — сказала Кити, краснея за Левина, и Левин понял это и, еще более раздражившись, хотел отвечать, но Вронский со своею открытою веселою улыбкой сейчас же пришел на помощь разговору, угрожавшему сделаться неприятным.
«Откуда взял я это? Разумом, что ли, дошел я до того, что надо любить ближнего и
не душить его? Мне сказали это в детстве, и я радостно
поверил, потому что мне сказали то, что было у меня в душе. А кто открыл это?
Не разум. Разум открыл борьбу за существование и закон, требующий того, чтобы душить всех, мешающих удовлетворению моих желаний. Это вывод разума. А любить другого
не мог открыть разум, потому что это неразумно».
— Всё молодость, окончательно ребячество одно. Ведь покупаю,
верьте чести, так, значит, для славы одной, что вот Рябинин, а
не кто другой у Облонского рощу купил. А еще как Бог даст расчеты найти.
Верьте Богу. Пожалуйте-с. Условьице написать…
— Извини меня, я
не могу и
не могу этому
верить…
— Анна, ради Бога
не говори так, — сказал он кротко. — Может быть, я ошибаюсь, но
поверь, что то, что я говорю, я говорю столько же за себя, как и за тебя. Я муж твой и люблю тебя.
Никто, кроме ее самой,
не понимал ее положения, никто
не знал того, что она вчера отказала человеку, которого она, может быть, любила, и отказала потому, что
верила в другого.
Трех лучших телок окормили, потому что без водопоя выпустили на клеверную отаву и никак
не хотели
верить, что их раздуло клевером, а рассказывали в утешение, как у соседа сто двенадцать голов в три дня выпало.
И поэтому,
не будучи в состоянии
верить в значительность того, что он делал, ни смотреть на это равнодушно, как на пустую формальность, во всё время этого говенья он испытывал чувство неловкости и стыда, делая то, чего сам
не понимает, и потому, как ему говорил внутренний голос, что-то лживое и нехорошее.
Левин сказал жене, что он
верит, что она желала ехать, только чтобы быть полезною, согласился, что присутствие Марьи Николаевны при брате
не представляет ничего неприличного; но в глубине души он ехал недовольный ею и собой.
— Вы найдете опору, ищите ее
не во мне, хотя я прошу вас
верить в мою дружбу, — сказала она со вздохом. — Опора наша есть любовь, та любовь, которую Он завещал нам. Бремя Его легко, — сказала она с тем восторженным взглядом, который так знал Алексей Александрович. — Он поддержит вас и поможет вам.
И сколько бы ни внушали княгине, что в наше время молодые люди сами должны устраивать свою судьбу, он
не могла
верить этому, как
не могла бы
верить тому, что в какое бы то ни было время для пятилетних детей самыми лучшими игрушками должны быть заряженные пистолеты.
— Полно, Кити. Неужели ты думаешь, что я могу
не знать? Я всё знаю. И
поверь мне, это так ничтожно… Мы все прошли через это.
Кроме того, хотя он долго жил в самых близких отношениях к мужикам как хозяин и посредник, а главное, как советчик (мужики
верили ему и ходили верст за сорок к нему советоваться), он
не имел никакого определенного суждения о народе, и на вопрос, знает ли он народ, был бы в таком же затруднении ответить, как на вопрос, любит ли он народ.
Теперь, когда над ним висело открытие всего, он ничего так
не желал, как того, чтоб она, так же как прежде, насмешливо ответила ему, что его подозрения смешны и
не имеют основания. Так страшно было то, что он знал, что теперь он был готов
поверить всему. Но выражение лица ее, испуганного и мрачного, теперь
не обещало даже обмана.
— Господи, помилуй! прости, помоги! — твердил он как-то вдруг неожиданно пришедшие на уста ему слова. И он, неверующий человек, повторял эти слова
не одними устами. Теперь, в эту минуту, он знал, что все
не только сомнения его, но та невозможность по разуму
верить, которую он знал в себе, нисколько
не мешают ему обращаться к Богу. Всё это теперь, как прах, слетело с его души. К кому же ему было обращаться, как
не к Тому, в Чьих руках он чувствовал себя, свою душу и свою любовь?
Кроме того, во время родов жены с ним случилось необыкновенное для него событие. Он, неверующий, стал молиться и в ту минуту, как молился,
верил. Но прошла эта минута, и он
не мог дать этому тогдашнему настроению никакого места в своей жизни.
— Я тебе говорю, чтò я думаю, — сказал Степан Аркадьич улыбаясь. — Но я тебе больше скажу: моя жена — удивительнейшая женщина…. — Степан Аркадьич вздохнул, вспомнив о своих отношениях с женою, и, помолчав с минуту, продолжал: — У нее есть дар предвидения. Она насквозь видит людей; но этого мало, — она знает, чтò будет, особенно по части браков. Она, например, предсказала, что Шаховская выйдет за Брентельна. Никто этому
верить не хотел, а так вышло. И она — на твоей стороне.
Но и
не объяснит, всё-таки
поверю.
— Неужели это правда? — сказал он наконец глухим голосом. — Я
не могу
верить, что ты любишь меня!
Событие рождения сына (он был уверен, что будет сын), которое ему обещали, но в которое он всё-таки
не мог
верить, — так оно казалось необыкновенно, — представлялось ему с одной стороны столь огромным и потому невозможным счастьем, с другой стороны — столь таинственным событием, что это воображаемое знание того, что будет, и вследствие того приготовление как к чему-то обыкновенному, людьми же производимому, казалось ему возмутительно и унизительно.
— Мое мнение только то, — отвечал Левин, — что эти вертящиеся столы доказывают, что так называемое образованное общество
не выше мужиков. Они
верят в глаз, и в порчу, и в привороты, а мы….
Чтобы спастись, нужно только
верить, и монахи
не знают, как это надо делать, а знает графиня Лидия Ивановна…
— Я одно скажу, Алексей Александрович. Я знаю тебя эа отличного, справедливого человека, знаю Анну — извини меня, я
не могу переменить о ней мнения — за прекрасную, отличную женщину, и потому, извини меня, я
не могу
верить этому. Тут есть недоразумение, — сказал он.
— Ты сказал, чтобы всё было, как было. Я понимаю, что это значит. Но послушай: мы ровесники, может быть, ты больше числом знал женщин, чем я. — Улыбка и жесты Серпуховского говорили, что Вронский
не должен бояться, что он нежно и осторожно дотронется до больного места. — Но я женат, и
поверь, что, узнав одну свою жену (как кто-то писал), которую ты любишь, ты лучше узнаешь всех женщин, чем если бы ты знал их тысячи.
Жизнь эта открывалась религией, но религией,
не имеющею ничего общего с тою, которую с детства знала Кити и которая выражалась в обедне и всенощной во Вдовьем Доме, где можно было встретить знакомых, и в изучении с батюшкой наизусть славянских текстов; это была религия возвышенная, таинственная, связанная с рядом прекрасных мыслей и чувств, в которую
не только можно было
верить, потому что так велено, но которую можно было любить.
— Как я знал, что это так будет! Я никогда
не надеялся; но в душе я был уверен всегда, — сказал он. — Я
верю, что это было предназначено.
Не поминая даже о том, чему он
верил полчаса назад, как будто совестно и вспоминать об этом, он потребовал, чтоб ему дали иоду для вдыхания в стклянке, покрытой бумажкой с проткнутыми дырочками. Левин подал ему банку, и тот же взгляд страстной надежды, с которою он соборовался, устремился теперь на брата, требуя от него подтверждения слов доктора о том, что вдыхания иода производят чудеса.
— Вот оно, из послания Апостола Иакова, — сказал Алексей Александрович, с некоторым упреком обращаясь к Лидии Ивановне, очевидно как о деле, о котором они
не раз уже говорили. — Сколько вреда сделало ложное толкование этого места! Ничто так
не отталкивает от веры, как это толкование. «У меня нет дел, я
не могу
верить», тогда как это нигде
не сказано. А сказано обратное.
Потом, когда он узнал случайно от няни, что мать его
не умерла, и отец с Лидией Ивановной объяснили ему, что она умерла для него, потому что она нехорошая (чему он уже никак
не мог
верить, потому что любил ее), он точно так же отыскивал и ждал ее.
Она вечером слышала остановившийся стук его коляски, его звонок, его шаги и разговор с девушкой: он
поверил тому, что ему сказали,
не хотел больше ничего узнавать и пошел к себе. Стало быть, всё было кончено.
Она долго
не могла
поверить тому, чтобы раздор начался с такого безобидного,
не близкого ничьему сердцу разговора.
— Алексей Александрович, — сказал Вронский, чувствуя что приближается объяснение, — я
не могу говорить,
не могу понимать. Пощадите меня! Как вам ни тяжело,
поверьте, что мне еще ужаснее.
— Может быть, всё это хорошо; но мне-то зачем заботиться об учреждении пунктов медицинских, которыми я никогда
не пользуюсь, и школ, куда я своих детей
не буду посылать, куда и крестьяне
не хотят посылать детей, и я еще
не твердо
верю, что нужно их посылать? — сказал он.
— Анна и порок — я
не могу соединить,
не могу
верить этому.
— Нет, об этом самом. И
поверь, что для меня женщина без сердца, будь она старуха или
не старуха, твоя мать или чужая,
не интересна, и я ее знать
не хочу.